6 мая исполняется 120 лет со дня рождения Павлюка Труса — одного из самых лиричных и любимых поэтов Беларуси.
Его сравнивали с Сергеем Есениным — и в том, с какой ясной нежностью любил он белорусскую природу, и в том, как рвались с его языка песни родных полей, как вдохновлялся он женской красотой, с каким искренним восторгом принял Октябрьскую революцию, видя в ней долгожданное освобождение крестьянства от непомерных тягот прежнего трудного житья. Да даже в том, как ходил он в вышитой «чырвонымi ружамi» рубахе, препоясавшись самотканым поясом, — и в том, как рано сгорел, промелькнув на поэтическом небосклоне яркой кометой, оставившей след на долгие годы…
Павлюк Трус родился в деревне Низок под Уздой. Принеманье, с одной стороны речной берег, с другой — дремучий сосновый бор. Небогатая хата в деревне на полторы сотни дворов: родной местностью для семьи Трусов было Старое Село, полностью выгоревшее от удара молнии, и незадолго до рождения старшего сына погорельцы перебрались в соседнюю «вёску». Сам поэт писал в автобиографии, что рос в «темной деревенской семье», что не могло не сказаться на воспитании детей.
Отец жил помалу столярным ремеслом, дети свой кусок хлеба зарабатывали с малолетства, выпасая скот, помогая в поле. Петр Глебка вспоминал, как гостил в родительском доме Труса в 1927‑м: всего имущества у семьи было две десятины земли, крошечный дворик да садок на несколько деревьев, и при этом соседи говорили, что с помощью сына батька Павлюка «начал богатеть». Стало быть, раньше житье семейства Трусов было еще горше.
Но там, где обычный человек увидел бы только тяжкие заботы от восхода до заката, будущий поэт напитывался красотой родной земли, простым, будничным величием труда:
Мора калышацца, мора жытнёвае,
Спелым калоссем звiняць берагi.
Выйдзi, прыслухайся — там, за дуброваю,
Новы складаецца гiмн…
На старшего Павлюка возлагали большие надежды как на будущую опору в хозяйстве и радовались, что рос он сильным и крепким, как молодой бычок. Максим Горецкий писал о детстве Павлюка Труса: «Дзед яго, чалавек непiсьменны, хацеў, каб i ўнук такiм астаўся i працаваў на гаспадарцы. І бацька, хоць i пiсьменны чалавек, згаджаўся з дзедам, толькi мацi настоiла: «чужыя ж дзецi вучацца, няхай i ён пралазiць у людзi».
Узденщина — край, богатый талантами: из той же деревни Низок вышел Кондрат Крапива, старше Павлюка на восемь лет. В соседней Великой Уссе родился поэт Петр Глебка, в Чурилово — будущий писатель и переводчик Алесь Якимович: с обоими Трус учился в местной школе-семилетке…
Летом Павлюк ходил каждый день в Узду из своей деревни, зимой жил в интернате, где бывало и холодно, и голодно. Но эти лишения не повергали его в меланхолию — жизнерадостный характер делал Павлюка предводителем школярских забав и шалостей.
Его тяга к поэзии вылилась из любви к песне: от природы достался ему прекрасный голос — мягкий баритон приятного тембра. Поэт рассказывал о себе: «Цi то на полi, цi ў лесе, цi за працай дома я заўсёды спяваў, голас песнi гучаў у маiм сэрцы…» Эти песенные переливы звучали в его строках всю жизнь, ни разу Павлюк Трус не погрешил против музыкальности поэтического слова:
…А ў далiне ў цiшы чырвань-кветкi цвiлi,
ты вяночкi пляла прамянiстыя.
Залацiўся агнём золак раннi ўдалi,
як мiнулi далiну iмглiстую.
І пайшлi, i пайшлi мы на вольны прасцяг,
у прасторы палёў сiнявокiя.
Толькi спевы дзяўчат,
ой, ды спевы жыцця усплывалi
далёка, далёка…
Пел он всю жизнь — дома, на работе в поле, где и пахал, и боронил, и косил; пел в школьном хоре, потом в Минском педтехникуме, куда поступил в 1923‑м, узнав, что там преподает его кумир — Якуб Колас. Педтехникум в те годы был центром литературной жизни: в нем имелся поэтический кружок, куда на занятия являлись и Янка Купала, и Тишка Гартный, и Михась Чарот, свой хор и театр, в постановках которого Павлюк Трус принимал также активное участие. Издавалась студенческая газета «Малады араты», где можно было опубликовать свои творения. Первые свои стихи Павлюк вместе с Алесем Якимовичем отнес именно туда — и вскоре увидел их напечатанными. Успех подстегнул к дальнейшей работе, а год спустя к кружку при техникуме присоединились Глебка и Максим Лужанин. С молодежью нередко занимался сам Якуб Колас — сбылась мечта Павлюка учиться у того, чьи стихи стали для него первым образчиком художественного слова.
Он быстро стал известен и даже знаменит — начал печататься, вступил в литературное объединение «Маладняк», а в 1925 году у него уже вышла первая книга стихов, без претензий озаглавленная просто «Вершы», в 1927‑м — второй прижизненный сборник «Ветры буйныя».
Свою принадлежность к «Маладняку» поэт подчеркивал тем, что подпоясывался самотканым поясом с белорусскими узорами. Короткий тулупчик, шапка-нэпманка, из-под которой вились буйные черные кудри, из распахнутого ворота рубахи виднелась загорелая до бронзового цвета крепкая шея...
Смеялся он раскатисто, громко, от души, говорил, слегка не выговаривая «р». Петр Глебка описывал его как «нiзкарослага, але дужага, плячыстага хлопца», шутника и балагура с тем специфическим, соленым селянским юмором, который не рождается в городах — его рождает только народная речь, наполненная соками самой жизни. Но все это оставалось в веселых студенческих разговорах. В поэзии Павлюк Трус — возвышенный романтик, любующийся миром и жизнью:
…Вясна ў цвяту!
Цвiтуць парэчкi,
Цвiце язмiн на дне душы!..
Гаi альховыя над рэчкай
Смяюцца й журацца ў цiшы.
А там, у ярах пры далiне,
У вiшнях тонуць хутары,
Дзе спевы кволаю вятрынню
Калышуць змрок — вячэрнi iней, —
Плывуць спакойна з-пад гары…
Внешняя легкость поэзии Павлюка Труса была результатом серьезной работы: прежде чем напечатать стихотворение, поэт знакомил с ним множество людей — причем зачитывал и варианты строф, и даже неоконченные произведения, искренне интересуясь мнением своей аудитории. Единственное, о любви никогда не читал даже в дружеском кругу: «Не чытаю i не буду чытаць! Як гэта: сёння пацалаваўся, а заўтра разбрахаў па ўсiм свеце?» Ради первого серьезного чувства отказался от работы в Минске, где ему предлагали остаться после учебы, — вслед за возлюбленной уехал в Гомель, работал в газете «Палеская праўда», собирал литературные вечера, читал лекции по белорусской культуре. А любовь… а любовь не сложилась, остались лишь строки, наполненные печалью:
Не шумiце ў полi,
Шумныя ялiны!..
Ой, ды не шумiце
Ў полi на марозе!..
Бо я сам не знаю,
Цi па той дзяўчыне,
Цi па той чарнявай
Сэрца замарозiў?!
В 1928 году Павлюк Трус поступил в Белгосуниверситет на литературно-лингвистическое отделение педагогического факультета, вместе с Миколой Хведаровичем они нашли себе скромную комнату. Будучи уже известным на всю Беларусь, где его стихи печатались в газетах, расходились в списках по тетрадям, Трус тем не менее считал обязательным и важным учиться дальше, ни минуты не почивая на лаврах. По-прежнему ездил в родную деревню, помогал семье, и не просто покупая вещи, а, как в детстве, спокойно берясь за привычную крестьянскую работу. Может, оттого и был Павлюк Трус так любим буквально всеми, что никогда не отделял себя от народа, не становился в позу, не упивался известностью?
В 1929‑м после первой сданной сессии навестил родных в Низке, а затем отправился в фольклорную экспедицию на Могилевщину — он вообще с охотой ездил по стране, заглядывая в колхозы, общаясь с людьми, впитывая то, чем жили и дышали простые белорусы, такие же, как он сам… Где-то там, в одной из дальних деревень, он подхватил болезнь, возможно, показавшуюся поначалу крепкому парню, не склонному к хворобам, обычной простудой. В середине августа, вернувшись из своего путешествия, навестил друзей-писателей в Ждановичах. Почувствовал себя плохо и, как был, пешим ушел в Минск. В жару и полубреду добрался до больницы — и сгорел в одночасье: неведомая хворь оказалась брюшным тифом.
Врачам он из скромности назвался просто студентом — только после его смерти в вещах обнаружили писательский билет и поняли: здесь и сейчас на больничной койке умер великий поэт. Было ему всего 25 лет.
Смерть Павлюка Труса — внезапная, в самом начале расцвета жизненного и творческого, — потрясла Беларусь. Чтобы проститься с ним, люди приезжали из других городов. В его уход не верили — слишком живым и сильным он казался всем, кто его знал. На гражданской панихиде в Доме писателей почетную вахту рядом с гробом Павлюка несли Янка Купала, Якуб Колас, Кондрат Крапива, Змитрок Бядуля, присутствовали Тишка Гартный, Михась Чарот, Михась Лыньков… Классики провожали классика, старшие товарищи — младшего. Были здесь и друзья поэта: Кузьма Чорный, Максим Лужанин, Петр Глебка, Алесь Якимович… Траурная процессия расплескалась по улице Советской до Военного кладбища, толпа провожала катафалк, запряженный белыми лошадьми, до самых кладбищенских ворот, засыпав скромный холмик земли охапками седых осенних астр, которые он особенно любил.
В памяти народной
Именем Павлюка Труса названа улица в Минске, а с его стихами обычно знакомятся еще в школьные годы. Звучат они и в знаменитой песне, написанной Игорем Лученком для ансамбля «Песняры» на отрывок из поэмы «Дзясяты падмурак»: «Пaдaюць cняжынкi — дыямeнты-pocы, // Пaдaюць бялюткi зa мaiм aкнoм… // Pacчacaлi вiшнi шoўкaвыя кocы // I ўpaнiлi дoлy cнeгaвы вянoк...» На могиле поэта установлен памятник с бронзовым портретом-барельефом, вылепленным скульптором Заиром Азгуром.
З яснымi блакiтнымi вачамi…
Микола Хведарович так описывал в воспоминаниях Павлюка Труса: «... Каржакаваты, з яснымi блакiтнымi вачамi, з густымi пасмамi кучаравых валасоў, ён нагадваў вобраз коласаўскiх палешукоў, трапных на гумар, вясёлых на iгрышчах, упартых i нязломных, як той дуб, перад нягодамi ў жыццi».
