Режиссер Дарья ЖУК.
— Дарья, тысячи людей, особенно молодых режиссеров, вопрошают: «Как можно первый же фильм сделать таким успешным?»
— Я прошла долгий путь от человека, который мечтал, до человека, который знал, как это сделать. У меня до этого было несколько документальных проектов, которые я же и продюсировала. Потом поняла, что хочу быть именно режиссером. На самом деле это был болезненный путь. Я продавала фильмы друзей, то есть немного знала этот рынок. Делала и какие-то экспериментальные проекты. То есть попробовала многое и поняла, что режиссура – это именно то, что мне надо. Я прошла через киношколу, где долго пыталась понять, как сделать фильм, который я сама хотела бы посмотреть. Цена этого огромная. Страдают все твои близкие, потому что ты превращаешься в человека, которого интересует только одно – его кино.
— Вы ничего не сказали про деньги, а ведь без них никуда. Из своего кармана доставали?
— Ресурсы задействованы разные. Это были в том числе бесконечные анкеты на гранты. Я потратила большое количество времени, разбираясь, как можно получить финансирование. Пыталась найти международных партнеров, которым этот проект был бы интересен. Знала, что существует интерес извне о том, что происходит здесь. «У вас есть конкретный проект? Покажите. Мы готовы войти в копродукцию» — такие разговоры я слышала где-то с 2013 года. Они все происходили на фестивалях, куда ты ездишь как молодой режиссер, чтобы смотреть что-то новое, знакомиться со своими коллегами. Постепенно ищешь партнеров, с которыми в перспективе ты, возможно, будешь что-то делать. Я с самого начала знала, что география моего фильма должна быть как можно шире.
— К слову, довольны теми 50 тысячами долларов, которые получили от проката в Беларуси?
Читайте также
Но задача-максимум у меня была — сделать себе визитную карточку как режиссеру. Конечно, мне пришлось думать и о зрителях, и о продюсерах. Если я не верну им деньги, то второй раз не смогу к ним обратиться.
— Когда снимали, понимали, что фильм может быть непонятым за пределами Беларуси?
— Кино – это всегда риск. Если бы была формула успеха, думаю, что успешных фильмов было бы гораздо больше. Мне повезло: 1990-е оказались в тренде. Хотя эта история про девушку, мечтающую уехать в Америку, лежала у меня уже давно. Видимо, как-то все совпало. Американский инвестор почувствовал, что мода на 1990-е возвращается. У меня тоже было такое ощущение, потому что в соцсетях стали появляться флеш-мобы на эту тему. На уровне разработки сценария его читали люди из разных стран, и если они вошли в копродукцию, то, значит, им это понятно. Может быть, не все понятно, лишь какая-то часть. Но раз ввязались в это дело, то что-то почувствовали. В этом и кроется самый главный плюс копродукции: у тебя заранее есть выход на рынки сразу нескольких стран.
На съемочной площадке.— Меня не удивляет, что фильм отлично зашел зрителям на постсоветском пространстве. Но в других странах Европы…
— На фестивале в Карловых Варах мне сказали: это все про нас. Желание молодого человека вырваться из определенной среды понятно всем. По сути, это обычная история взросления. Внутренний протест против того, что тебя окружает, – обычное дело.
— Богемское стекло в Чехии вам подарили?
— Нет. Но, думаю, это еще случится.
— А хрусталь у вас есть?
— У мамы и бабушки — конечно. Остался у нас и реквизит, который штучно делали специально для фильма. В американской квартире пока нет. Но, кстати, совсем недавно мне вручили приз зрительских симпатий во Владивостоке – прекрасную хрустальную вазу. Такое вот совпадение.
— Тогда еще про совпадения. Что-то автобиографическое в фильме все же есть?
— Многое. Но оно как бы пунктиром идет. Это не главная линия героини, это вокруг да около. Я тоже увлекалась диджейством, посещала все эти вечеринки. Мне вообще очень дорога вся эта субкультура, считаю, что она очень повлияла на мое видение мира. Персонаж Алика не вымышленный, такой был в моем окружении. Кстати, Веля там тоже была. Точнее сказать, разные Вели. Придумывая этот персонаж, я просто вспоминала своих замечательных подруг. Потом я часто стояла в очереди в американском посольстве, так что это, можно сказать, вообще документальные съемки. Когда еще занималась документальным кино, думала, как было бы здорово поснимать таких персонажей и их человеческие истории, поломанные судьбы. И вот что-то из этого уже в моем художественном фильме.
— Когда сами смотрите фильм, что не нравится?
— Конечно, какие-то шероховатости вижу, и хотелось бы их изменить. Но сделать это невозможно, потому я с этим живу. Да и вообще стараюсь не смотреть фильм. Я смотрю вперед: уже знаю, над какими моментами мне надо поработать.
— Чем заканчивается ваш фильм? Что дальше у вашей героини?
— У фильма открытый конец, и я предлагаю зрителю самому решить. Но считаю, что вопрос с визой для главной героини теперь становится менее актуален. Она не получает того, чего она хочет. По крайней мере, в этот момент. Мне было понятно, что это абсурд — сидеть на телефоне и ждать звонка. Но через такие страдания у нее внутри открывается что-то новое. А что новое – загадка. Она хотела внешней свободы, но получила внутреннюю. Наверное, надо будет придумать продолжение.
— Серьезно?
— Посмотрим. Возможно, когда-нибудь.
— А что дальше у режиссера Дарьи Жук?
— Я ищу материал. У меня есть несколько идей. Есть желание работать с бюджетами в разы больше, чем у меня был. Потому что это было очень мучительно. Хочется больше практиковать свои режиссерские навыки. Поэтому я ищу копродукцию, ищу истории, которые резонируют в разных странах. Пытаюсь нащупать, о чем сейчас хочется говорить. Этот проект был для меня очень личным. Сейчас ищу что-то более релевантное для настоящего времени, для большого круга людей. Я готова работать с чужими сценариями. Потому что мои будут писаться достаточно долго, думаю, пару лет.
Кадр из фильма «Хрусталь».— Свое будущее видите в какой части света?
— Режиссеры – это такие цыгане: они и здесь, и там. Конечно, я мечтаю снять фильм в Голливуде. А кто об этом не мечтает? Причем мне это совсем не страшно, я знаю язык, я там училась, жила. Конечно, мне бы хотелось, чтобы это был какой-то международный проект. У меня есть одна история про американского журналиста, который был влюблен в русскую шпионку. Это история любви, а не триллер.
— Но на пути к мечте могут быть российские сериалы?
— Я же немножко работала над сериалами. Это такой каторжный труд. И если до этого фильма я была готова браться за любую работу, то сейчас, если будет выбор, конечно, хотелось бы снимать хорошее кино.
— Каким режиссером вы себя называете?
— Я никогда не чувствовала разрыва с родиной. Некоторые мои подруги называют себя, например, российско-американскими режиссерами. Но даже прожив много лет в США, я не почувствовала себя американкой. В своем фильме «Настоящая американка» я как раз и затрагивала эту тему. Все зависит от того, где живут твои родители, на каком языке ты общаешься. Я чувствую себя гражданином мира. Мне радостно, скажем, приехать в Лондон и там ощущать какую-то родственность с режиссерами из разных стран.
— Как вам сегодняшний Минск?
— Очень нравится. Особенно наши новые кофейни и абсолютно замечательная улица Октябрьская.
stepuro@sb.by
