Впрочем, Сталинские премии были позже, после войны, когда Шлепянов уже не работал в БССР. Да и вся история его художественного руководства Большим театром БССР была краткой, но судьбоносной. Что мы имели в оперной режиссуре до Шлепянова? «Золотого петушка» с Шемаханской царицей, представленной в качестве коварного агента иностранного капитала.
– Впрочем, критика со своей стороны тоже не ударила лицом в грязь и даже в некотором роде перещеголяла постановщика, упрекнув его в том, что он недостаточно оттенил роль жандармерии, – потешался начальник Управления по делам искусств при СНК БССР А. Озирский.
Шлепянов одним из первых в СССР привел в оперный театр настоящую, большую режиссуру, когда у каждого артиста хора, у каждого статиста обязано быть свое «внутреннее задание». Причем он ничего не навязывал, не «ставил», а требовал искать и находить.
А начиналось все в Киеве, где восемнадцатилетний парнишка по настоянию семьи окончил 1-е коммерческое училище и одновременно живописную школу А. С. Монко. Экономистом он так и не стал, а дар художника помог ему впоследствии околдовать Мейерхольда, да так, что тот взял его к себе в ассистенты и поручал ему самые сложные художественные задания.
Но опять-таки это было позже. А в Киеве Шлепянов только начал постигать театральное искусство в студии братьев Смирновых, учившихся до революции у Мейерхольда. Вероятнее всего, они и насоветовали ему в 1922 году поехать в Москву и поступить в Государственные высшие режиссерские мастерские (ГВЫРМ), где заправлял Мейерхольд.
За три года учебы Шлепянов оформил в театре Мейерхольда три спектакля, в том числе «Мандат» Эрдмана. Для них Шлепянов разработал щиты-трансформеры, вращающиеся концентрические круги и другие сенсационные по тем временам приемы сценического оформления. Но вот закавыка – ставить спектакли в Государственном театре имени Вс. Мейерхольда мог только Мейерхольд, Шлепянова такой расклад не устраивал, и в 25 лет он начал свое странствие подмастерья, но уже без мастера.
Кстати, вместе с ним ушел и молодой актер Михаил Жаров, ставший впоследствии народным артистом СССР и кумиром многих поколений зрителей.
Какое-то время Шлепянов был главным художником Бакинского рабочего театра, потом перебрался в Реалистический театр в Москве, в 1928 году занял пост главного художника и режиссера Театра Революции. Позже увлекся оперой и в 1937 году перебрался в ленинградский МАЛЕГОТ, где осуществил мировую премьеру оперы Кабалевского «Кола Брюньон».
Кабалевский в ту пору тесно сотрудничал с Большим театром БССР. Предполагалось, что его балет «Золотые колосья» по мотивам фильма «Трактористы» станет вторым белорусским балетом после «Соловья» Крошнера. Но не сложилось, балет так и не был дописан, а Кабалевский не стал белорусским композитором.
А вот Шлепянов с 1939 по 1941 год связал свою судьбу с Минском – сначала в качестве приглашенного режиссера, затем в качестве художественного руководителя, на которого была возложена миссия подготовить наш Большой театр к почетной и ответственной декаде в Москве. При этом он продолжал сотрудничать с московскими и ленинградскими театрами, в том числе с Театром сатиры.
Впрочем, трудности подготовки к декаде были обусловлены и другими обстоятельствами.
«Подготовка оперных спектаклей тормозится из-за ряда досадных «мелочей»: здание Большого театра внутри еще полностью не отстроено, не отеплено. В такой обстановке коллективу театра трудно работать. Однако Управление по делам искусств мало обращает внимания на нужды и запросы театра. … Пополнение коллективов театра – оркестра, хора и других – проходит слишком медленно», – пишет 28 июня 1939 года «Советская Белоруссия».
Как раз-таки при Шлепянове пополнение и обучение труппы резко ускорилось.
– Несмотря на свою молодость, театр вырос в большую творческую единицу, –с гордостью рапортовал в 1940 году уже упоминавшийся Озирский. – В его составе 45 солистов, среди которых народная артистка БССР Александровская, заслуженные артисты Млодек, Денисов, Болотин, Друкер, Муромцев, Лапин, Арсенко, Засецкий и другие, хор в 100 человек, оркестр в 90 человек и балет в 105 человек. В составе балета имеется группа способных артистов, к числу которых следует отнести заслуженных артисток республики Васильеву и Николаеву, артистов Муллера, Дречина и других.
Но кроме организаторской работы многое делалось и в творческом плане. Особенно тщательно Шлепянов работал над словом.
– В пении слово может быть произнесено (и чаще всего произносится) бессмысленно, безразлично, пусто в отношении к смыслу, что особенно наблюдается в ансамблях, но нередко и в ариях, – говорил он и требовал от солистов совсем другого отношения, что сразу же сказалось на результатах.
Декада в Москве стала настоящим экзаменом и для Шлепянова, и для всего театра, и этот экзамен был сдан на отлично.
– Большой похвалы заслуживает режиссерская работа с актерами, обеспечившая художественную цельность и законченность основных образов, – пишет 8 июня 1940 года в газете «Известия» критик А. Шавердян.
А в официальной рецензии по поводу «Цветка счастья» ТАСС уполномочен заявить:
«Спектакль культурно и красочно поставлен заслуженным артистом РСФСР И. Ю. Шлепяновым. Оригинально оформил постановку художник Л. Ю. Кроль, создавший декорации в стиле народной резьбы по дереву».
Именно Шлепянов настоял на том, чтобы «Цветок счастья» был оформлен белорусским художником. Присутствовавшие на спектакле товарищи И. В. Сталин, К. Е. Ворошилов, А. А. Жданов, П. К. Пономаренко бурно аплодировали, но Сталинскую премию и звание народного Шлепянов не получил. Ему в числе 33 наиболее видных участников декады вручили орден Трудового Красного Знамени. В 1941 году он поставил в Минске лишь «Травиату», и на этом сотрудничество навсегда прервалось.
В 1951 году он ушел из жизни. Но память о нем – в генетическом коде спектаклей Большого театра Беларуси, в геометрической четкости построений, в осмысленности каждого жеста и слова, в народности и опоре на реализм. И этот генетический код останется с нами навсегда.
Фото из архива Большого театра Беларуси
