Но если мы недолюбливаем друг друга, то почему нас должны любить другие? Вот что пишет, например, чешский журналист Богумил Шпачка: «Мы с удовольствием потешаемся над русским языком и русскими. Гораздо больше, чем над другими народами. Словаки? Они кажутся нам вполне нормальными. Как и австрийцы. Мы бы с удовольствием смеялись над немцами, но даже если сделаешь над собой усилие, в немцах невозможно найти ничего смешного. Британцами и другими северными народами мы обычно восхищаемся. О поляках мы знаем очень мало. А о венграх вообще никто ничего не знает».
Подумалось: а если бы подобный список составляли мы, белорусы? Теряюсь в догадках. Радуюсь, конечно, что мы хотя бы различаем москвича (среди моих знакомых нет никого, кто бы употреблял выражение «москаль», а теперь из обихода, кажется, еще и напрочь исчезло слово «хохол») и русского. Что, например, нужно для того, чтобы еврей из Туркменистана стал русским? Выехать за пределы бывшего Советского Союза. Один такой человек ходит со мной на уроки чешского. Конечно, для всех чехов он — русский. Что не мешает ему оставаться евреем из Ашгабата. В учебнике чешского языка встречаем выражение prijemny Ukrajinec — уверена, вы понимаете слово «прыемны»: как и многие другие в чешском языке, белорусам оно понятно без перевода. Учительница объясняет, что сами чехи про украинца никогда не скажут «прыемны», потому что «ну, понимаете, украинцы у нас ассоциируются с ручным трудом — красят, строят...». «Это как таджики в Москве», — понимающе кивают возрастные (мы все в этой группе возрастные) ученики из Москвы. «Да! — учительница рада, что ничего дополнительно объяснять не надо. — Но когда чехи едут работать в Германию, немцы относятся к нам так же, как мы здесь к украинцам». И так далее на запад: литовские и польские сантехники в Британии, например.
Напрашивается самый простой вывод: нам нравится смотреть на соседние народы свысока. Ну хотя бы на кого–нибудь мы можем посмотреть свысока? Но тут, как мне кажется, важно не заиграться и еще важнее — уметь посмеяться над собой. Нас называли (по–прежнему называют?) бульбашами? Прекрасно! Сделаем это нашим брэндом! Жаль, что только водочным. Между прочим, во всем мире бульбашами (только по–английски) называли ирландцев: они тоже выживали во многом благодаря картошке. Когда–то напоминание об этом «бульбяном» происхождении помогало мне легко и сразу устанавливать контакт с ирландцами. Попробуйте — у вас тоже получится.
Наверное, самое знаменитое прозвище, которое один народ дал другому, — «лягушатники» — это о французах. С ним потягаться может разве что «макаронники» об итальянцах. А вот то, что французы называют англичан «ростбифами», известно куда меньше. Обратили внимание? Мы очень часто определяем себя и другие народы через еду. Но это тема для отдельного разговора.
Да, и по поводу того, как чехи относятся к иностранцам. По опубликованным в апреле результатам социологического исследования, 50% чехов заявили, что в их стране «живет слишком много иностранцев». И им это не нравится.
sbchina@mail.ru
Советская Белоруссия №205 (24586). Суббота, 25 октября 2014.