Ехать или нет?
Вот в чем вопрос!
В том году у всех уродился на редкость хороший урожай картофеля, хотя семян для посадки почти не было. Мать собрала в подполе остатки былых запасов картошки чуть крупнее гороха и, сокрушаясь, что может ничего не уродиться, все–таки сажала в мае по две ягодки в ямку, чтобы только занять землю. «Если Бог поможет, — говорила она с надеждой, — то, может, что–то и вырастет...»
Лето удалось. Была теплая умеренная температура, и почти раз в неделю как по заказу лил дождь. Картошка как на дрожжах росла и зеленела, и мы, дети, еле успевали полоть ее и окучивать. И вот к 20 сентября, пользуясь солнечной погодой бабьего лета, мы дружно закончили собирать весь урожай приусадебного участка, впервые собрав девяносто мешков отборной картошки! Радости было не занимать! Но ненадолго.
21 сентября начиналась двухнедельная ярмарка–распродажа сельхозпродукции в районном городе, и отец с матерью повезли туда продавать воз картошки в мешках: наступило время платить многочисленные налоги...
К вечеру мы с Настей вместе с другими мальчишками и девчонками с нетерпением ожидали возвращения родителей за полкилометра от деревни. Они усадили нас на телегу и вручили по тульскому прянику. Дома мать открыла большую хозяйственную сумку и выставила на стол главный гостинец, который они делали детям только раз в году по случаю ярмарки: по большому румяному яблоку каждому и один стакан сладкого душистого меду на всю семью. Большего по деньгам и предстоящим бесконечным расходам они любимым детям купить не могли...
Отец целую неделю возил на продажу картошку. Вечером с матерью они долго считали деньги и с карандашом в руках планировали, сколько и куда надо заплатить. И на другой день отец отвозил в кассу города крупную сумму. Наконец в подполе избы, где хранили запасы картошки, осталось только 20 мешков. «Все, — сказал отец, — осталось только для весны на семена и на пропитание...»
Вечером родители долго прикидывали, что получилось. С государством удалось рассчитаться по налогам, а вот купить детям одежду и обувь никак не хватало. Федору намечали приобрести новый недорогой костюм, уже стал женихом, а старая одежонка стала мала. Алешке нужна теплая шапка, мне — валенки, Насте — теплое платьице. Для себя ничего не планировали. Себе — потом, в последнюю очередь. Горестно повздыхали–повздыхали и, грустные, легли спать, опять бедность и безденежье...
...Вскоре по колхозам района через председателей прошел слух: готовится постановление партии и правительства о переселении тысячи семей колхозников на земли бывшей Восточной Пруссии, а ныне Калининградской области. Переселенцам предоставляются большие льготы:
а) отменяются всякие налоги;
б) выдаются денежные суммы в качестве подъемных — на главу семьи и членов семьи;
в) бесплатно даются корова и две овцы;
г) проезд за счет государства на членов семьи и выделенного скота;
д) предоставление всем семьям просторных квартир для проживания в местах прибытия;
е) выделение помещений для содержания скота;
ж) обучение детей в школах;
з) медицинское обслуживание при нахождении в пути и местах проживания;
и) предоставление работы на новом месте преимущественно с учетом специальности и, если необходимо, обучение на краткосрочных курсах.
А через десять дней пригласили будущих добровольцев на встречу в райисполкоме. Перед этим происходили горячие обсуждения этого вопроса внутри семьи.
Однажды вечером, вернувшись в очередной раз из города, отец, радостно-возбужденный, осторожно стал приближаться к этой болезненной теме.
— Ну как тебе живется, мать? — спросил ее отец.
— Хорошо живется, — недоверчиво ответила мать, не зная, куда он клонит. — Как все. Хлеб есть, картошка есть. Чай, сахар — тоже. Лишь бы войны не было...
— А вот в райисполкоме приглашают переселиться в Калининградскую область... Обещают хорошие условия. Едут большие специалисты: врачи, учителя, члены партии, комсомольцы...
— Это что же? В Германию, что ли?.. Что мы там не видали... Там по подвалам до сих пор прячутся немцы... Мы здесь родились, здесь и умрем... Я никуда отсюда не поеду... Везде хорошо, где нас нет...
— Конечно, — как бы соглашаясь с матерью, говорил отец. — Это большое и ответственное дело... Надо хорошенечко всем подумать... А что вы думаете об этом, дети?
Начал старший брат Федор:
— Я оканчиваю последний курс техникума и ухожу служить в армию. Я как бы не в счет... Но думаю, что вам надо ехать на новое место... Здесь стало жить невозможно... Мы с трудом прожили прошлую зиму. Изба была построена из осиновых бревен еще нашим дедом много–много лет назад и вся сгнила. Зимой у нас замерзала вода в ведрах, покрывалась толстой коркой льда... Хуже такой жизни быть не может...
Второй брат Алешка поддержал Федора:
— Конечно, надо ехать... Не помирать же здесь? На новом месте всегда интереснее...
Я уже учился в седьмом классе. Получал по географии пятерки и успел посмотреть в школе политическую и климатическую карты Европы. Там, в Восточной Пруссии, были леса, озера, река Преголь и огромное Балтийское море... Я уже мысленно путешествовал по неизвестной нам Пруссии и стремился быстрее в те края.
— Я только за переезд, — горячо начал я, не принимая во внимание мнение самой младшей десятилетней сестренки. — Там климат мягче, много лесов и дров... А самое главное, там есть море...
— Ну вот, — подытожил отец. — А ты, Пелагея Ивановна, — пошутил он, — оказалась у нас несознательным элементом...
— Сам ты элемент, — с обидой ответила мать. — Все равно я отсюда никуда не поеду.
И расплакалась. Чтобы не видеть слез, мы выскочили из избы на улицу.
Мать и отец остались вдвоем.
Винер Опекунов.
