Быть или не быть белорусскому кинематографу?

Кто о чем, я — о кино. Быть или не быть белорусскому кинематографу? У него славное прошлое, пусть советское, но оно бывало и высокохудожественным, а значит — культурным. Разве можно этим пренебречь? Но ведь сколько «но»! Дорогое производство (один средней постановочности фильм стоит около миллиона у.е.). Внутристудийные расходы «Беларусьфильма» забирают до 70%, и лишь 30% идет на фильм. Прокатное пространство Беларуси невелико (в пространство СНГ попасть трудно), и в нем места для белорусского фильма процентов 10. Такая же окупаемость — до 10%. А 70 — 80% заполнено американскими, западными фильмами. По сути — культурная агрессия, учитывая мощь важнейшего из искусств. Как если бы песни, танцы, речь и язык на 70 — 80% были иностранными. Через несколько лет мы стали бы другими: ни белорусами или русскими, ни иностранцами — маргиналами. Мы интересны только самобытностью. Как не найти среди семи миллиардов людей человека, подобного кому–то из нас хотя бы по семи признакам — уж не говорю о характере и цвете глаз, тем паче об отпечатках пальцев, — так не найти народа в таком составе, с такими соседями, с такой историей, с такой культурой, как наш. Одна «Купалинка» «Песняров» чего стоит! Мы уникальны. Мы интересны другим культурам именно этим. Место, язык, обычаи, вера, прошлое и настоящее. Начни это терять — утратишь свое преимущество в разнообразии мировых культур, растворишься, как соль в кипящей воде. Конечно, мы — люди Земли, и когда–нибудь человечество тотально интегрируется в общемировой контекст, но не настолько же, что мы перестанем отличать фламенко от «Веселухи»? Даже внутри обширного славянства грех терять свою неповторимость.

Все это сводится к одному: наше кино должно быть и уникальным, и увлекательным, как наши культура и история.

Не надо думать, что это вопросы только кинематографистов и киноначальства. Это вопросы нашей культуры. И пусть вы непосредственно заняты, скажем, народным танцем, но понимание единой природы творчества, взаимопроникновения искусств должно пронизывать всю вашу деятельность, в которой историзм — ключевое слово. Культура, ее накопления избыточны, занимаясь народным танцем, вы занимаетесь и кино: пластичность, динамика являются основой кинематографа («Идея кино есть идея движения», — Л.В.Кулешов, мой учитель). Качество кинематографа зависит от общего уровня культуры общества. Есть нации, о которых все знают, что вот, к примеру, Бразилия — страна футбола. Ранее считали Грузию местом поклонения кино (и тому же футболу), не мандаринам или вину, что тоже имело место, а кинематографу. И когда на «Беларусьфильме» было два десятка режиссеров, то в Грузии — почти сто, хотя фильмов наши друзья–грузины производили в два раза меньше. Зато — селекция. Зато вся Джорджия и ее культура спали и видели себя в обширном прокате СССР и на всех кинофестивалях мира. Мы страна чего? Белорусский балет Елизарьева, наши выдающиеся спортсмены, воины–интернационалисты, БелАЗы... Кино пока в этом ряду нет. Зато есть поэзия и литература. А это немало.

Один из самых историчных классиков белорусской литературы — В.С.Короткевич. Он и сам уже история. А его герои из XVI века («Хрыстос прызямлiўся ў Гароднi») по духу и сути современны. Это вообще свойство классики — актуальность и востребованность живущими в настоящем.

А почему XVI век? Великое княжество Литовское, а государственный язык в нем белорусский. Города с Магдебургским правом, а в России, например, лет на 400 позже (право, известное как «Жалованная грамота городам»). Активная торговая жизнь, геополитический перекресток интересов всей Европы, сосуществование мировых религий и конфессий. Автор вводит нас в мир известных, но удивительных исторических фактов, они начинают взаимодействовать, как аккорды из нот, как цвета в колорите. Ассоциации нарастают как снежный ком! Симпатии и участие автора обращены к народу, к тем, кто является солью земли и без кого нет государства. И, как всегда, труднее всех простому люду, как всегда. Что ж так банально? Неужели нельзя раз и навсегда наладить счастливую зажиточную жизнь? Увы, нельзя! Так устроен мир. Добро и зло. Утопии и великие мечты о светлом будущем, Платон и Кампанелла, Адам Смит и Карл Маркс. Человечество жадно стремится в будущее, оседлав прогресс, веру, повинуясь идеям и страстям, нередко не самым возвышенным. Стоп!

Напрашивается первый урок истории: мы сами делаем жизнь такой! И можем начать разбираться, кто и что делает. И весьма существенно, как? Как верим, как любим, как трудимся? Какие ценности преобладают в нашем бытии, какие деяния совершаем, как отличаем подлость от благородства и мужество от слабодушия? Все без исключения, воины и правители, священнослужители и градоначальники, ученые и поэты, скоморохи и музыканты, сапожники–кулинары–брадобреи–костоправы–ремесленники — все они, простые смертные, хотят есть и пить, их дети и дети их детей вплоть до нас, сегодняшних, нуждаются и в хлебе насущном как в духовной пище, и в хлебе как в хлебе. Закрадывается подозрение, что более всего как в хлебе. И вот, любезный читатель, второе открытие от автора: во все века были, есть и будут труженики, которые повинуются прежде всего времени года и природе, взращивая хлебные зерна, добывая пищу, — наши кормильцы. Вот им–то во все времена было труднее всех по той хотя бы причине, что некогда им глупостями заниматься: выяснять отношения с обидчиками, бражничать и наживаться за счет ближнего. И более всех они нуждались в хлебе духовном, это они — «нищие духом», т.е. жаждущие Духа Святого. Наш мудрый автор, уведя нас в глубь веков, расширив наш кругозор и разбросав загадки, создает ситуацию, в которой положение народа–труженика ухудшается, конфликт добра со злом обостряется, фарисеи изощряются в интригах, уклоняясь от гнева людского, и назначают Христом школяра и скомороха, простого православного «из народа» Юрася Братчика. А надо сказать, в те далекие времена люди были весьма бесхитростны и всем существом верили, что когда станет совсем невмоготу, тут и явится Сын Божий. Вот круто: Владимир Семенович Короткевич предлагает своему герою примерить к себе правила Бога!

Конфликт конфликтов. С одной стороны, герой, Юрась Братчик, проникшись словом божьим, совершает столь же высокие поступки, как бы вырастая из себя, берет под свою защиту униженных... С другой — служа людям, он достигает своих целей огнем и мечом, впадая в святотатство и становясь, по сути, антихристом, присвоившим имя Спасителя. Удивительное по глубине мысли и художественному чутью завершение истории самозваного Христа: автор не позволяет Юрасю уподобиться Сыну Божьему через распятие и отправляет его туда, где испокон веку его место — к земле. «Вышел сеятель сеять на нивы своя» — последняя строчка романа. А вот как ранее выводился смысл существования другими гениями Европы. Вольтером: «Надо возделывать свой сад». И Пушкиным: «Не для житейского волненья, Не для корысти, не для битв, Мы рождены для вдохновенья, Для звуков сладких и молитв». Выдающийся европеец Короткевич счел миссию сеятеля наивысшим предназначением человека. Синонимы слову «сеятель» — труженик, гражданин, человек. И вот вопрос: можем ли мы считать Юрася Братчика современным героем? Можем. И более того: героем на все времена. Для читателя с проснувшимся историческим чутьем ясно, что есть так называемые вечные времена, как и вечные ценности. Увидим: во все времена есть герои. Попутно: что такое герой? Ну прежде всего это человек, которого я принимаю всей душой и, как говорится, без оглядки. Я как бы сам назначаю себе героя. Потому что узнаю в нем себя. Только он лучше, чем я. Сильнее. Храбрее. Красивее. Умнее. Благороднее. Честнее. Идеальнее.

И вот история тем хороша, что она не дает забыть, что такие герои были, есть и будут. И что прежде чем стать литературным или киногероем, каждый из них был таким же, как мы. И когда перед ними вставал выбор — честь или бесчестье, правда или ложь, они выбирали то, что выбрал бы я. Но герой — это оформление литературы и кино, а они не могут быть полнее и универсальнее, даже фантастичнее, чем сама жизнь. И откуда взяться герою, разве что выдумать его. Казалось бы, в сказках так и делается. Ан нет! Народ туда вводит героев, бывших в реальной жизни. И в нашей жизни они есть. Среди тружеников — кто–то трудится лучше многих. Среди художников и спортсменов — кто–то от Бога талантливее, выносливее. Среди воинства — с риском для жизни интересы Родины защитил. Вырастил детей. Честен был с людьми. Не обижал слабых. Перед подлостью не пасовал. Мое поколение, при всех лишениях послевоенной поры, всем лучшим в себе обязано наглядными примерами мужества и преданности Родине. Все детство играя в войну, мы не только развлекались, мы тренировали готовность к подвигам, закаляя характер и моделируя в себе типы настоящего гражданского поведения. Этика улицы содержала жесткие правила: лежачего не бить, двоим на одного не нападать, драться до первой крови. И правила соблюдались, это сразу же после жестокой войны!

По сути, все изложенное — это демонстрация того, как складывается замысел фильма, где решающее значение имеет историзм как метод и как механизм запуска сонма ассоциаций, надежно ведущих нас к художественному образу. Итак, фильм «Христос приземлился в Гродно» по В.С.Короткевичу, столь нужный сейчас для нашей культуры, готов. «Осталось только снять», — как говорил известный французский режиссер Рене Клер.

Культура — это большая игра всерьез, «тренирующая» в обществе и ремесла, и духовность. Сегодня, пожалуй, человеку более всего нужна стойкость. Во всем. В вере, в испытаниях, в жизни. Перефразируя поэта: историю не выбирают, в ней живут и умирают.

Под богом ведь ходим, правда, Владимир Семенович?

Советская Белоруссия № 127 (24757). Среда, 8 июля 2015