Не всякому смертному дано быть у власти. И не все о ней мечтают. Я бы даже сказала, совсем немногие. Но из тех, кто грезит вершить судьбы мира, выделяются две группы. Одни делают карьеру, добиваясь успехов в той или иной мере. Мечта о власти других осуществляется лишь под старость, когда, отработав на своих маловластных должностях, они наконец трудоустраиваются сторожами и вахтерами. Это упоительное время, апофеоз их жизни. Я понимаю и стараюсь не вступать в конфликт. Подыгрываю. Жизнь — театр. Однако такой мудрой и терпимой я стала не сразу.
Среди самых сложных отношений, которые мне так и не удалось выстроить в гармоничную игру: подача — прием — передача, всегда были отношения с вахтерами. А как?! Театральный институт, по соседству общежитие, в котором я не жила, но именно там всегда случались самые веселые вечеринки. Там отмечали сдачу экзаменов и просто отмечали. На вахте сидела немолодая дама с пышной прической и алой помадой. Она вписывала в толстую тетрадь фамилии посетителей и комнату, куда те направлялись, а ровно в 22.30 затевала обход. Стук в дверь: «Сулимова! На выход!!!» 22.30 — такое время... Самое что ни на есть веселое. Вам ли объяснять. Приходилось выходить и... тайком через окно, хитростью, пока она выпроваживала других — обратно через дверь, иногда умолять, иногда бастовать. Годы студенческие — веселые. Кто–то играет на баяне, где–то танцы до утра. Дама с завидным постоянством присылала в деканат докладные о нарушителях порядка общежития, где почти всегда была моя фамилия. В этом противостоянии ей даже удалось добиться временного запрета на мой вход в свое королевство. Я тут же оформила встречное разрешение «в связи с необходимостью внеурочных репетиций по сценической речи». В общем, пять лет длилось это наше противостояние. А параллельно развивалось другое — с вахтером самого института. Там тоже приходилось задерживаться, а иногда и ночевать. Все это запрещено. За–пре–ще–но!
И так всю жизнь.
— Въезд на стоянку после 24.00 — закрыт!
— Ну по–жааа–луй–ста!
И все, как встарь. Просить, грозить и разъяснять.
— Пропуск! — строго сдвигает брови вахтер.
— Забыыыла...
— Не имею права впустить!
И снова. По–хорошему, по–плохому. Если перевести все усилия, которые я потратила на общение со сторожами и вахтерами, в киловатты электроэнергии, можно было бы запросто осветить парочку темных улиц. А я ж не одна! И вот уже весь город залит огнями. В парках бесплатно работают аттракционы, не портят городской воздух красивые электромобили.
Но! Как же все то, что запрещено? Кто защитит порядок? Кто не пустит на объект чужака? Кто спасет иногородних студентов от наплыва гостей?
Когда–нибудь все станет вообще ужасно. Роботизированные вахты. Это конец! Никаких доводов. Как в метро: не предъявил пропуск — удар по бедрам. Веский аргумент в пользу соблюдения правил. Не покинул вовремя объект — автоматически лишаешься половины стипендии. Проехал на стоянку после 24.00 — тут же начислен штраф. А?
Тут и начинаешь любить людей. Маленьких царьков, как мы их называем. Которые сидят в своих обустроенных «хоромах». И все у них там есть, и печенько, и кипятильничек, и даже кое–что еще. Они и вовремя выскочат навстречу директору: «Доброе утро, Иван Петрович!» И грудью закроют проход незнакомцу. Они не позволяют вольностей. Но можно же очень–очень попросить, по–человечески, подчеркивая, что это в их силах и что у них есть власть, и что добрее человека вы не встречали. Ну, короче...
Когда–нибудь все будет иначе. А пока...
— Здорово, Францевич! Как гастрит с холециститом? Как внуки?
— Трохи ничога, але ж... Проезжай, Танюшка!
Ничто не заменит живое человеческое общение. Может, еще и на мою пенсию найдется вакансия «главного менеджера входной группы». Тогда–то и окажется, что во мне тоже всю жизнь дремала жажда власти.
Развернусь!
Т.С.
Советская Белоруссия №125 (24508). Суббота, 5 июля 2014 года.
