Мои бабушки бывшие школьные педагоги. Делом их чести было подготовить меня к учебе. Как следует! 1.001 история о школе. Это важно! В результате к первому классу я знала всю программу. Только вот отчего–то в свободном доступе на полках книжных магазинов Минска в начале 80–х совсем не было детских книг на русском. А на «мове» — сколько угодно. Я покупала «Казкi», а родители по блату доставали «Маленького принца». В шесть лет я читала на двух языках, знала почти всего Чуковского наизусть, пела...
Ну пела, конечно, как умела. Но с душой. В Доме офицеров набирали детский хор. Я упросила родителей отвести меня на конкурс.
— Что петь будешь?
— «На далекой Амазонке не бывал я никогда»! — заорала я задорно.
Аккомпаниатор задумалась и предложила мне свой репертуар. Я кисло провыла «Во поле березку», простучала карандашом ритмы и получила диагноз:
— А вы попробуйте, может, какие–нибудь спортивные секции. Или шахматы...
В школе я пробовала все! И даже хор, откуда меня периодически отправляли за отсутствие слуха и голоса, все равно настойчиво посещала.
— Я буду петь тихо–о–онечко, Мария Павловна, — молила я учительницу музыки. — Только возьмите меня в концерт.
Та смягчалась и ставила меня в последний ряд, сбоку. Чтоб не мешала основному талантливому составу. В благодарность я записалась к Марии Павловне в кружок аккордеона. Никто не хотел. А я пришла. Она взглянула печально. И стала объяснять мне, почему это не гармошка. Я помечала все в общую тетрадь, где с обратной стороны были конспекты лекции из фотокружка.
И все же первым было 1 сентября. От волнения у меня разболелся желудок. Как будто нож вонзили. Голова кружилась. Я стояла на линейке, прикрыв бледное лицо гладиолусами, а мама смахивала слезы. Утром за завтраком кусок в горло не лез, а теперь эта боль в животе смешалась с острым чувством голода. Когда мы пошли в класс, я увидела упитанного мальчика, из портфеля которого торчало огромное (просто гигантское) яблоко. И тут же плюхнулась с ним за одну парту. Нас мигом рассадили, и я оказалась рядом с румяной девочкой. Но девочке этой предстояло сидеть одной. Потому что вскоре я серьезно заболела и первые полгода пролежала в больнице. Как бы сказал мудрый врач — психосоматическое. Но у меня была тяжелейшая пневмония, которая спасла меня от дикого ужаса — страха новой школьной жизни.
В больнице, правда, было тоже несладко. Со мной в палате лежали девочка из детского дома и девочка из неблагополучной семьи. Вместе они устраивали жестокие игры и пировали моими апельсинами. Правда, я нашла возможность получать свои маленькие радости. Таблетки нам приносили в стаканчиках, на завтрак, обед и ужин своя порция. Я складывала их за тумбочку в банку. Однажды после генеральной уборки меня вызвали на ковер.
— Сулимова! Что это такое?!
Врач трясла банкой с разноцветными шариками прямо у меня над головой.
— Я... Я все сейчас съем!
Ранней весной я опять пошла в школу. По слякоти. Споткнулась. И упала.
— Ты что?! Тебе что, плохо?! — схватилась за сердце мама.
— Нормально, — плакала я, счищая грязь со все еще новенького портфеля. А про себя думала: «Никогда я, наверное, не попаду в эту школу».
Оказалось, что бабушки были правы. И, пропустив полгода, я совсем не отстала. Это прибавило уверенности. Да еще и румяная девочка оказалась вполне дружелюбным человеком. И вот...
Я несусь по коридору, залитому солнцем. Жуткая новая жизнь оказалась призраком. Игрой воображения. Как те гладиолусы на тумбочке. Взошло солнце. Это же цветы!
Я записываюсь во все новые кружки. С радостью меняю направления. Знакомлюсь первой. Отвечаю уверенно, задаю вопросы громко.
Но иногда... все равно чувствую себя первоклассницей.
Т.С.
Советская Белоруссия №169 (24550). Пятница, 5 сентября 2014.
