О чем писала «Советская Белоруссия» (до октября 1937 года — «Рабочий»)

11 марта 1928 года

Всегда знала, что историю родной страны можно изучать по газетам. Ретроспективно. Но то, что эта самая ретроспектива может увести в прошлое гораздо глубже, чем набранная на первой странице дата номера, не задумывалась.

Помогли же задуматься журналисты С.Езерский и Е.Садовский, решившие в далеком 1928–м воспроизвести хронику Февральской революции в Минске. Отметить, так сказать, годовщину события. Подзаголовки придумали броские: «Полицмейстер Лебеда грустит», «Офицеров лишают пирожных», «Запестрели алые ленточки», «И вот — не стало городовых». К последней заказали карикатуру: толстый служитель правопорядка перечеркнут крест накрест...

Реконструкция отечественной истории получилась с колоритными деталями.

«27 февраля на шестом очередном губернском земском собрании начальник губернии князь В.А.Друцкой заявил: Минская губерния находится в исключительных условиях. Сердце губернии рассечено армейской полосой. Мы потребляем в три раза больше, чем производим. Много домов разрушено, люди ютятся на земле, как животные. Площадь посева сократилась. Нет семян, а главное — нет рабочих. Присылка военнопленных не всегда достигает цели. Препятствие встретит также и возможность пользования желтым трудом.

...Запасы гор. Минска определялись на 27 февраля: ржи — 2.034 пуда, муки ржаной — 40 пуд., пеклеваной — 1.631 пуд., пшеничной 65 пудов».

Поскольку «подвоз хлеба к Минску сокращался», минский городской голова С.Б.Хржонстовский предложил запретить выпечку пирожных и печений. «Некоторые выступавшие опасались возмущения господ офицеров. Но Хржонстовский заявил: «Будет только та разница, что в кондитерских офицерам не будут предлагать, как теперь, пирожные к кофе, а бутерброды и булки».

«...4–го марта в «Минском Голосе» печатается воззвание к гражданам. Воззвание это, подписанное городским головой и комендантом города, извещало население о перевороте... «Граждане, будьте тверды и спокойны. Верьте в полную безопасность и имущественную, и личную, и в лучшее светлое будущее дорогого отечества».

«...Уже 4–го марта, в день получения сведений о ленинградских событиях, в Минске образовался Совет рабочих депутатов».

«Ставший начальником вновь организованной милиции тов. Михайлов (Фрунзе) напечатал свой первый приказ: Старый строй пал. Прежняя власть, опиравшаяся на произвол и насилие, исчезает по всей стране. И на ее месте возникает новая, сильная народным единством и доверием. Городская милиция уже разоружила полицию и стражников, заняла городское полицейское управление и участки. Жандармское управление упразднено».

«Первая грандиозная революционная демонстрация в городе состоялась 6 марта. Улицы города уже с утра затопили радостные толпы народа, здесь были солдаты, рабочие, служащие разных ведомств и просто жители города. Впервые после революции на улицах запестрели красные знамена, на груди демонстрантов заалели пестрые алые ленточки. К полудню 6 марта из–за большого скопления народа уже стало невозможно пробраться на Соборную площадь (теперь площадь Свободы), где должны были выступать местные общественные деятели. В газетных отчетах об этой демонстрации потом сообщалось, что «несмотря на снежную погоду, окна домов были раскрыты, а балконы и крыши сплошь заняты зрителями».

Правда, сетуют Езерский и Садовский, революционный дух происходящего слегка подпортили пробравшиеся на «декорированную красной материей трибуну» «преосвященный епископ Слуцкий» с молитвой вместо речи и командующий Западным фронтом генерал Экерт, взывающий к патриотизму солдат и офицеров, за что был изгнан из Минска.

«11 марта, впервые после свержения старого порядка в городском театре было созвано собрание представителей войск минского гарнизона. В театр пришли солдаты, офицеры, генералы, военные чиновники. Это был первый вечер, когда они сидели вместе в одних рядах».

«Добровольная запись в минскую милицию была открыта 12 марта. Но начальника минской милиции Фрунзе (Михайлова) даже много дней спустя не мог удовлетворить текучий состав новой милиции. Тов. Фрунзе почти ежедневно устраивал смотры записавшихся в милицию. И только после того, когда в милицию прислали 300 революционных солдат, тов. Фрунзе, наконец, успокоился. Городу было обеспечено спокойствие и порядок».

«Удивительно быстро революция начала проникать в быт. Уже через несколько дней после февральских событий домовладельцы Полицейской улицы возбудили ходатайство о переименовании ее. ...Кто–то из сторожей припомнил, что в древности улица эта называлась Троицкой. Октябрь навсегда эту улицу назвал Пролетарской. Почти сразу после первых революционных дней неизвестно куда в Минске исчезли городовые и полицейские. Только 16 марта на Троицкой площади во время шумного базара два переодетых городовых пытались было подговорить крестьян к бунту, но они были скоро опознаны и избиты».

На этом предложении журналисты поставили точку. Хотя во имя исторической правды следовало поставить многоточие.