Общепринятое определение ностальгии — тоска по родине — вытесняется тоской по утраченной юности, по привычным мелочам повседневной жизни той, ушедшей эпохи, вообще понятие становится безразмерным, и народ ностальгирует по пиджакам от Мосторга и пионерским сборам с горнами и барабанами, мороженому за тринадцать копеек и ночным посиделкам у костра. На улицах городов стали привычными майки с аббревиатурой «СССР», что уж тут говорить о символике последней войны — на машинах видим наклейки от «Советского разведчика» до «Т–34». Никто не вспоминает первое представление о ностальгии как о болезни, как и о средствах ее лечения — от кровопускания до применения лекарственных растений. Более того, нынче ностальгия становится и мощным политическим средством, к которому обращаются как сознательно, так и стихийно. И в этом не было бы ничего предосудительного, если бы все ограничивалось демонстрацией любви к определенным персоналиям ушедших эпох и не появлялось желание расправиться с теми символами, которые выражают иные предпочтения.
Закономерно, что ностальгические настроения обостряются в период социальных катаклизмов. Когда всем хорошо — нет и желающих ностальгировать. А когда кому–то плохо, появляется желание обнаружить в прошлом тот «золотой век», когда нынешние проблемы покажутся преходящими и мелкими именно при сравнении с достижениями (когда реальными, чаще идеализированными) прошлого. Причем важно то, что ностальгические настроения могут отражать стремление заменить реальный жизненный процесс мифологическим. Вот американская мечта — каждый может реализовать себя в свободной стране настолько, насколько этого сам хочет. И куча примеров из прошлого: вот те, кто воплотил свою мечту в жизнь, и вот их деньги, машины, яхты, самолеты. Вот советская мечта — аскетичная, ориентированная на будущее, основанная на самопожертвовании и предельной простоте отношений. И соответствующие лица с плакатов и страниц книг: люди, отрекшиеся от денег, яхт, машин и самолетов и выбравших труд на благо Родины. А что сегодня, что сейчас?
Можно предположить, что у наших современников господствуют ностальгические чувства, скорее, не политические, а эмоциональные, личные. Сложно ностальгировать по белорусской монархии, которая не сохранилась даже в форме эпоса. Когда сегодня в городе — с целью формирования понятных исторических чувств — ставят билборды с лицами предшественников, живших пятьсот лет назад, сложно представить себе успех этой затеи: у них нет ни «вкуса», ни «запаха». Почему в обществе, например, нет ностальгии по персонажам ВКЛ? Не только потому, что соответствующим образом не воспитывали и не так «проходили» в школе, но и потому, что они не затрагивают большинство людей лично, на уровне эмоций, личных переживаний. Вот революция прошлого века, две войны — это в генах, это в запахах — гари, крови, беды, далеко ведь не случайно и сегодня старики вздрагивают при словах «фашисты» и «бандеровцы». Вообще ностальгия превращается в безобидное и симпатичное социальное чувство, когда в обществе налицо преемственность — идей, идеалов, ценностей. И, наоборот, когда ностальгические чувства вступают в противоречие с реальностью — жди потрясений.
А чтобы понять, какие ностальгические настроения господствуют сегодня, в современном белорусском обществе, достаточно задать себе простой вопрос. Скажем, попросить назвать вещи, имена, процессы, которые тебе близки и которые тебе дороги, которые ты часто вспоминаешь и которые являются родными твоей семье. Что назовем? Юность, маму с папой, Бременских музыкантов, первые туфли на шпильке и первые джинсы, полет Гагарина, 9 мая в Брестской крепости, рождение сына... Очень простые и понятные ностальгические чувства, которые не содержат в себе разрушительных компонентов. Это дает возможность для оптимизма — даже тогда, когда что–то у тебя лично и не заладилось. Ностальгия ведь не только общественное чувство, она и глубоко интимна. Ты запомнил запах летнего дождя своей юности — это только твой запах. Здесь будет уместна и замечательная цитата из Марка Твена, путешествовавшего по Америке. Он ночевал как–то высоко в горах и вышел полюбоваться на луну, огромную и желтую, сияющую в вышине. «Боже, какая красота!» — сказал писатель. Услышав его, старая негритянка, стоявшая рядом, глубоко вздохнула: «Эх, милый мой, видели бы вы эту луну тридцать лет назад!»
Советская Белоруссия № 142 (24772). Среда, 29 июля 2015
