Моя мама придерживалась строгих правил. Где–то класса до 5–го в летнюю каникулярную пору должен был я являться домой в час, когда с пастбища пригоняли деревенское стадо. Было обидно. Солнце только–только закатилось, еще светло. Мои ровесники вприпрыжку носятся по улице. Мне же со двора — ни ногой. Но единожды запрет снимался. Я мог приходить когда заблагорассудится. Мало того — отсутствовать дома всю ночь. Эта неописуемая благость называлась Купалье.
...Костер зажигают в полночь. На околичном выгоне. Громадную высоченную скирду для него складывали с самого утра. В центре столбиком — старые тракторные, автомобильные покрышки и огромные смолистые «корчи» — сухие корни могучих болотных елей. Плюс все, что может гореть. Причем среди прочего — непременно какие–то утильные вещи. Считалось: вместе с ними сгорят неприятности в хате и на подворье. Стремительный огонь мгновенно раздвигает липкую непроглядную темень, высвечивая бронзово–загорелые лица. На выгоне, почитай, вся деревня. Отдельно, на специально принесенных табуреточках, — бабушки. В длинных платьях и домотканых льняных передниках с бордовым орнаментом. Бабушки поют. Тягуче, заунывно, с надрывом. Сначала — про тяжкую женскую долю. Про несчастную любовь. Потом — о кознях нечисти — ведьмаков, лешаков, водяниц (русалок. — Авт.). После каждого куплета магическим оберегом следует рефрен: «Ой, Купала, Купала, вогнем хрысцi i вадой!..» Сердце замирает. А тут еще какой–нибудь великовозрастный балбес начинает нас, сопливую ребятню, пугать якобы не подлежащей сомнению историей про то ли прадеда, то ли прапрадеда одного из деревенских стариков. Мол, когда–то в купальскую ночь пошел тот в лес за «папараць–кветкай», которая дает «все, что хочешь» и помогает «обернуться» в кого угодно — хоть в зверя, хоть в птицу. А утром нашли его мертвым. «Нечистик» задавил. Потому что надо идти, не оглядываясь, а он не выдержал, оглянулся. С тех пор в лес за «папараць–кветкай» у нас никто не ходит. Историю эту я уже слышал и в прошлом, и в позапрошлом году, не особо в нее верю, но все равно по спине пробегают холодные мурашки.
Бабушки замолкают, крестятся и, прихватив свои табуреточки, расходятся по домам. Уже спустя мгновение повисшую было над выгоном тишину рушат гармошка с бубном. Ребячьи страхи тают, как сахар в кипятке. Озорные частушки, шутки–прибаутки, пляски, танцы... Парни выступают павлинами. Девушки лукаво улыбаются, поправляя на волосах венки из луговых трав. В наших краях нет обычая пускать венки на воду. Их дарят кавалерам, которым симпатизируют. Но случается это редко. А вдруг кавалер откажется от подарка?.. Кто–то из хулиганистых подростков бросает в костер кусок шифера. Следует череда выстрелов–взрывов, будто в огонь зашвырнули корзину гранат–лимонок. «Бомбисту» пытаются надрать уши, но он моментально растворяется в ночи.
Кульминация всего и вся, конечно же, — прыжки через костер. Он уже осел, похудел, прижался к земле. Но пламя по–прежнему жгуче, а искры горячи. Прыгают поодиночке и, взявшись за руки, — парами. Говорят, такой прыжок на Купалье очищает от всех грехов. Похоже, грешна деревня до невозможности! Когда сила костра иссякает, пламя никнет, прыгать разрешают нам, детям. И мы прыгаем. До тех пор, пока росистый рассвет не начинает съедать короткую летнюю ночь...
...Так было полвека назад. И не только в нашей, почти в каждой белорусской деревне. Потом празднование Купалья как–то пошло на убыль. И лишь в последние полтора–два десятилетия древнейшую традицию по–настоящему возродили. В ночь с 6 на 7 июля костры загораются во всех больших и малых городах и весях страны. Да, празднуют по–новому, я бы сказал, по–современному. Канули в Лету нелепые поверья и языческие суеверия, которые были когда–то связаны с праздником. Теперь Купалье чаще всего — хорошо организованное веселое этнографическое театрализованное представление, нередко с гала–концертом, фейерверком и даже прыжками с парашютом. Но неизменными остались вдохновенный ритуал, красивейшие сакральные обряды, дух единения, сплоченности, возвышенность чувств, выплескивающихся в эту ночь. Купалье ныне празднуют громко, ярко, с размахом. Например, в прошлом году на празднике в агрогородке Александрия Шкловского района было 50 тысяч (!) человек. В том числе — множество гостей из ближнего и дальнего зарубежья.
И вот что в этой связи подумалось. На мой взгляд, сегодня в стране есть два прекрасных общенародных праздника, уходящих корнями даже не в столетия — в тысячелетия. Это «Дажынкi» и Купалье. «Дажынкi», как известно, проводятся в выходные дни. А вот Купалье... Возможно, я выскажу наивно–крамольную мысль, но очень бы хотелось, чтобы 7 июля тоже стал выходным. Как в Литве, где аналог Купалья (Rasos. — Авт.), кстати, объявлен национальным праздником. Ведь Купалье, по большому счету, сродни Новому году. Если хотите, это и есть своеобразный летний Новый год (рядом с ним — день летнего солнцестояния). Удивительный, волшебный праздник. Настоящая сказка наяву. Искрометная, озорная, радостная, вселяющая в сердца жизнеутверждение, обновление и надежду.
Советская Белоруссия №122 (242589). Пятница, 5 июля 2013 года.
