Как–то недавно после большого перерыва посетил последнюю пристань многих наших знаменитостей — Восточное кладбище. Величественное, пафосное, утопающее в спокойных соснах. Появилось здесь несколько новых могил со знакомыми портретами. Течение жизни не остановить. Работники кладбища покуривают в сторонке. Кто–то идет с инвентарем в сумке прибраться, хоть и не праздник никакой, а так — для себя. Правда, вот объявление висит на воротах, мол, в связи с частыми кражами с могил все автомобили при выезде будут досматриваться. Как говорится, ничего личного. Что поделать, если к «пафосному и величественному» обыкновенные мародеры и ворюги тоже относятся обыкновенно, по–свойски. Интересно, кошмары их не мучают по ночам? Не боятся в печах адовых сгореть? Шли бы уж бутылки собирать, что ли.
И вдруг что–то кольнуло: по соседству с роскошным памятником трагически погибшему в авиакатастрофе хоккеисту Руслану Салею и строгим низким валуном с выбитым на нем именем «Василь Быков» расположилась песчаная насыпь с крестом и венками, потрепанными ветром и дождем. Могила народного артиста Беларуси, многолетнего руководителя Купаловского театра, режиссера Валерия Раевского, для которого этот год мог бы стать годом 75–летнего юбилея.
Мастер ушел от нас в 2011 году, а достойного памятника на его могиле до сих пор нет. Не сплю ли я?
Вздохнул, отошел в сторонку. Подумал: есть у меня моральное право вообще об этом рассуждать? Я — человек с улицы, не член семьи, не работник Купаловского театра. Как вопрошала в «Девушке без адреса» Рина Зеленая: «Почему вы высказываетесь? Вы не член худсовета». Да и Валерий Николаевич вряд ли бы признал меня в разгоряченной театральной толпе, рвущейся к нему на очередную премьеру. Не лез я к нему за автографом. Но вдруг понял: тема не отпускает.
Прошелся по участку. Неужели могила Раевского одна в таком виде? Нет, к сожалению, нашлись и другие. Без памятника с 2006 года стоит могила театрального художника и педагога Евгения Чемодурова, 20 лет проработавшего главным художником нашего Большого театра. К 100–летию со дня рождения документальные фильмы снимают, а памятник поставить не могут. Сразу несколько скромных могил гнездятся у монумента писателю Борису Саченко. На них — женские имена с одноименной фамилией... Ладно, разные семейные ситуации бывают. Иногда близкие люди не разговаривают годами, таят обиду, ревнуют к памяти ушедших остальных, не подпускают, так сказать, и на пушечный выстрел к «свету далекой звезды». Тем более в звездных семьях все страсти еще более обнажены и накалены. Все претендуют на звание преемника, наследника имени и традиций. Но если дело касается мастеров культуры, являющихся, по сути, национальным достоянием, неужели отдать последнюю дань не могут организации, в которых они работали, профессиональные творческие союзы?
В то же время ставим памятники огурцу, букве «ў», автозаправщику, лягушке, воробью, бобру, литературным героям и всему, на что хватает выдумки и фантазии. Проявляем, так сказать, креатив, европеизируемся, облагораживаем ландшафт. Попутно проводим жизнь в ожидании получения очередных престижных денежных премий и званий. А своих основоположников, тех, кто вложил в руки профессию, научил и вывел на большую дорогу жизни, забываем.
Вот установка памятника, например, такой фигуре, как Раевский, — дело личное, семейное, частное или все–таки уже государственное и общественное? Дело имиджа того же Купаловского театра? Повсюду рассуждаем о «просветительской функции театра». Так просветите меня по такому простому вопросу: почему своему учителю камешек на могиле не поставили? У кого из нас, у живых или мертвых, омертвела душа?..
pepel@sb.by
Советская Белоруссия №176 (24557). Вторник, 16 сентября 2014.
