Оспорить можно все, были бы веские доказательства, любят говорить юристы. В июле 2014 года в Минске отменен договор дарения дома. Очевидно, доводы и свидетельства были столь убедительны, что судей не смутила давность сделки, с момента нотариального удостоверения которой прошло... 12 лет. Что рассорило фигурантов дела, а это, между прочим, мать и дочь, мы, пожалуй, не узнаем никогда, а вот обстоятельства, ставшие вескими аргументами для суда, любопытны.
До декабря 2013 года Татьяна Николаевна, у которой имеются дом и большое подсобное хозяйство в Барановичах, считала себя собственницей половины небольшого довольно старого одноэтажного строения еще и в Минске. Это три комнаты, 65,5 квадратного метра. В 1983 году эти полдома с ее помощью (Татьяна Николаевна возместила половину его стоимости — 8,5 тысячи рублей) купила мама, перебравшись из деревни в город, поближе к двум другим детям — сыну и младшей дочке. Анастасия Ивановна, тогда уже пенсионерка, жила одна и неплохо зарабатывала, торгуя у магазинов цветами, овощами и фруктами, которые ей поставляли дети. В 1984 году мама составляет завещание, где все свое имущество, в том числе половину дома в Минске, оставляет старшей дочери Татьяне. Однако, узнав, что завещание — бумага не очень надежная, его можно оспорить, в марте 2002 года оформляет договор дарения недвижимости. Поскольку в то время Анастасии Ивановне исполнился 81 год, то за несколько дней до сделки дарительница прошла обследование у врача, чтобы ни у кого не возникло сомнений, что она находится в здравом уме и при трезвой памяти, несмотря на наличие II группы инвалидности. И даже оставила письмо, где объяснила детям, почему так поступает. И вот в июне 2002 года минская недвижимость переходит из рук в руки. При этом в жизни Анастасии Ивановны ничего не меняется. Она также остается в доме проживать, делает текущий ремонт, оплачивает коммунальные услуги, поскольку имеет льготы, работает в огороде, подписывает акты проверки технического состояния дымовых и ветканалов. И даже как собственник инициирует жалобы на соседа. В общем, все как обычно. Казалось бы, живи и радуйся.
Однако черная кошка пробежала между членами семейства. Знаете, как бывает: вдруг кому–то чего–то стало мало. И Анастасия Ивановна подает иск в суд на дочь: требует признать сделку дарения дома в Минске недействительной. Мотивировка: много лет считала, что заключила с дочерью договор ренты, а не дарения. Между тем все это время денег от дочери не получала, наоборот, сама помогала ей и внучке. Следовательно, была бессовестно введена в заблуждение родным человеком. Однако исход первой встречи в суде оказался неудачным: пожилой даме не поверили, в удовлетворении иска было отказано. Но по кассационной жалобе 92–летней истицы Минский городской суд решение отменяет. И, пожалуй, трудно было ожидать обратного. К жалобе приложены убедительные выписки из историй болезни пожилого человека, удостоверения инвалида I группы, участника Великой Отечественной войны. По документам все выглядит так: заслуженного, очень немощного человека злые родственники обманули и лишают последнего приюта. В июле 2014 года суд выносит новое решение: иск удовлетворить и все действия, совершенные после оформления договора дарения 2002 года, отменить. Мотив: истица на момент заключения сделки являлась инвалидом II группы, нуждалась в постороннем уходе, малограмотная, читает и пишет с трудом, какой договор подписала, не поняла, дочерью введена в заблуждение, а нотариус не сделал отметку на договоре, что документ был прочитан дарительнице вслух. К тому же бабушка на судебных заседаниях, как мантру, повторяла: «Я теперь хочу, чтобы дом достался сыну. Ответчица выгонять меня стала, хочет лишить жилья».
Между тем в 2008 году прежде общий дом, принадлежавший двум собственникам, разделили на две квартиры. Причем в квартире № 2, принадлежащей соседу Анастасии Ивановны, сделана полная реконструкция: достроен второй этаж. Само собой, площадь здания значительно увеличилась. Однако теперь делить имущество с соседом будет сын Анастасии Ивановны, которому половина дома была немедленно подарена 94–летней мамой, кстати, по заключению врачей, уже однозначно страдающей конгнитивными нарушениями, снижением памяти, частичной дезориентировкой и затруднениями при передвижении.
Интересно, кому в следующий раз перейдет в собственность половина дома (кстати, № 13), если бабушка поссорится с сыном и с помощью другого клана родственников и друзей сумеет доказать, что не поняла, какой договор подписала, а родной человек снова ввел ее в заблуждение, не ухаживал и не содержал?
Из первых уст
Юлия Панкова, адвокат Специализированной юридической консультации № 2 Минской областной коллегии адвокатов:— Договор дарения — безвозмездный, он не предполагает получения дарителем каких–либо материальных благ. Хотя сугубо по морально–этическим соображениям престарелый родственник вполне может рассчитывать на помощь от членов своей семьи, однако в содержание договора дарения условия о материальной помощи входить не могут. Это выглядит примерно так: «Я дарю тебе эту вещь вне зависимости от того, будешь ли ты мне помогать. Надеюсь на твое участие просто в силу твоего хорошего воспитания. Но в договоре дарения мы не предусматриваем ни конкретных видов твоей помощи, ни того, с какой частотой ты мне эту помощь будешь оказывать». И совершенно обратная ситуация, если человек, передающий имущество в собственность другого, предполагает, что оказание материальной помощи получателем права собственности на имущество является существенным условием. Тогда это звучит иначе: «Я передаю тебе право собственности на имущество, а ты взамен оказываешь мне материальную помощь, а именно: покупаешь продукты питания, лекарства, одежду и другое». Существенным здесь является условие периодичности, а также четкое определение видов материальной помощи, которую должен будет оказать получатель права собственности на имущество. В такой ситуации заключаемый между сторонами договор действительно является договором ренты, а не дарения. Но и договор дарения, и договор ренты предусматривают передачу права собственности на имущество, то есть у имущества все равно меняется собственник.
Если истицей предполагался не договор дарения, так как существенным условием она считала получение материальной помощи от ответчицы, то необходимо помнить, что при признании договора дарения мнимым к нему применяются правила правового регулирования, относящиеся к сделке, которую стороны имели в виду. А при наличии существенного условия об оказании материальной помощи можно говорить, что в действительности истица имела в виду договор ренты. Таким образом, даже при признании договора дарения притворным и констатации того факта, что заключенный договор в действительности является договором ренты, переход права собственности от истицы к ответчице состоялся после заключения данного договора, и значит, последующая сделка по вычленению доли в собственности, которую совершили ответчики, является действительной.
Представляется, что истица знала о намерении ответчиков произвести раздел дома, распорядиться имуществом по своему усмотрению. Следовательно, напрашивается вывод: она должна была понимать факт выбытия спорного имущества из своей собственности уже при жизни. Заявление истицы о том, что она не помнит, как заключалась эта сделка, стоит подвергать сомнению. Поскольку возникают вопросы: в тот момент, когда истица показывала дом представителю агентства недвижимости, занимающемуся разделом собственности, — незнакомому человеку, по какой причине она сделала это и как необходимость в таком осмотре ей он объяснил?
aelita@sb.by
Советская Белоруссия № 34 (24916). Вторник, 23 февраля 2016
