Творческая жизнь Виталия ДУДИНА продолжается благодаря внуку Саше.
— Виталий Андреевич, расскажите, чем вы занимались в последние годы?
— Об этом лучше не вспоминать. Это время личных потерь, страданий. В том числе и в этом причина того, что я ничего не снимал.
— Но вы предпринимали попытки вернуться в кино, найти хороший сценарий?
— У меня всю жизнь есть какие-то сценарии. Но в последние годы не видел человека, которому можно предложить свой материал и быть уверенным, что это будет принято и понято. А сами меня не приглашали.
— И тогда вы решили, что найдете себе применение в театре?
— Начну с того, что еще в далеком 2001-м ставил в РТБД спектакль «Адель», который только недавно сняли с репертуара. Он шел здесь больше 15 лет. Что касается моего нового спектакля, то втянул меня сюда внук Саша. Тактично, мягко, но в то же время достаточно настойчиво втравил меня в это дело. Он айтишник, завидный жених, который занимается благотворительностью, в том числе в области творчества. Он много смотрит фильмов, спектаклей. Мне это очень приятно. Я согласился по двум причинам: во-первых, это для Саши тоже хороший опыт, он узнает кухню взаимоотношений между режиссером и актерами, методы работы, общения. Он присутствует на всех репетициях. Вторая причина – внук предложил мне пьесу, которая меня заинтересовала. Почувствовал, что ее писал человек внутренне свободный. Это меня и привлекло. Там хорошая жизненная история, которая называется «Дора, или сексуальные неврозы наших родителей».
— Неоднозначное название. Люди подумают: седина в бороду, бес в ребро.
— Это совсем не о том. Главная героиня – особенная девушка, которая живет под влиянием медикаментов. В какой-то момент мать стало тяготить это безразличие и равнодушие дочери, и она решает отменить это лекарство и ввести ее в социум. В итоге над героиней произошло насилие, после которого она почувствовала свое женское начало, появилась воля к жизни и продолжению рода. Так и начались беды. Смысл этого спектакля: иногда благородное желание спасти человека, сохранить его индивидуальность приводит к печальным последствиям.
Кадры из фильма «Прощальные гастроли».— И как проходит ваш переход из киноискусства в театральное?
— Я волнуюсь с того дня, как только согласился. По ночам не сплю. Мне в театре многое знакомо, но сложностей достаточно. Например, я не люблю художественной фальши, поэтому на репетициях много внимания уделяю тонкостям психологии. Не ставлю сцену, пока не вижу органичного естества актера. Как мне кажется, они даже где-то обижаются на меня. А на самом деле я даю им то, чего в своей обычной театральной жизни они не имеют, наверняка по причине отсутствия достаточного времени при работе над ролью. Хотя у нас с этим тоже есть проблемы. Но у каждого режиссера свои особенности.
— Так, может, забыть о кино и уйти с головой в театр?
— Свой первый спектакль, он назывался «Иркутская история», я поставил еще в 16 лет, а когда исполнилось 18, обо мне написал московский театральный журнал. Я тогда заочно учился в Московском государственном университете культуры и искусств. Но выбрал кино, о нем я грезил еще с четвертого класса. Сейчас предложений нет. Думаю, что уже и не будет. Что касается театра: есть у меня пьеса, которую я написал еще в 1994 году. Называется «Колодец», она залитована. И если бы мне дали возможность еще поработать в театре, то я бы согласился ставить именно этот материал. Это притча о том, как около колодца вдруг появляется колючая проволока, за которой уже чужая территория.
— Как думаете, насколько реализовали свой режиссерский потенциал?
— Как-то приезжал сюда Никита Михалков, который был моим мастером на Высших курсах сценаристов и режиссеров, так он тоже стал расспрашивать меня на эту тему. Я тогда ответил: на пять процентов. После того еще снял фильмы «Кадет» и «На перепутье». Поэтому сегодня можно сказать, что на процентов пятнадцать. С одной стороны, понимаю, что последнее слово в профессии я еще не сказал, но с другой стороны, осознаю, что это уже и не удастся мне сделать. Во сне я часто снимаю фильмы, а наяву уже даже не мечтаю.
— Наследники не пошли по вашим стопам?
— Если бы сын, а позже и внуки были с детства заинтересованы, я бы поддержал это. Но книжный шкаф их не привлекал. А зная все сложности профессии, безденежье, сам им это не предлагал. Но сейчас Саша, имея высшее образование и хорошую работу, вдруг стал проявлять интерес. Точнее, я это раньше заметил: он ведь несколько раз ходил на «Адель», что-то манило его туда. Если честно, мне приятно это его отношение. Сейчас, находясь бок о бок со мной, он поймет, что это за хлеб. И я со страхом думаю, что будет, если он станет режиссером. Здесь ведь и близко нет тех денег, что зарабатывают айтишники.
— Чтобы не заканчивать наше интервью на грустной ноте, попрошу вас вспомнить самый счастливый период в вашей жизни.
— В личной жизни — когда родился сын. Это было больше пятидесяти лет назад, но как сегодня помню, как я прыгал от радости на подоконнике. Если же говорить о кинематографической жизни, то это момент, когда Феллини, Скорсезе и Мастроянни остались в Венеции, чтобы посмотреть мой фильм «Под небом голубым», а после его окончания повернулись ко мне и поаплодировали. Получить такую оценку от гениальных мастеров – это счастье, которое, кстати, я осознал не сразу. Но в будущем это дало стимул для того, чтобы двигаться вперед. А сейчас, спустя годы, просто греет душу.
